– Спецархивы? Это еще что такое?
– Ничего особенного. Просто доступ к ним ограничен. Нужно специальное разрешение самого высшего начальства. Хранилища находятся в подвале Паркер-центра. В основном материалы внутренних расследований. Политика. Ну и все такое. Опасный хлам. Не думаю, что материалы по «Чатсуортской восьмерке» могли туда попасть. Если, конечно, они не связаны с чем-то другим.
– Например?
– Например, они могут касаться крупной шишки в полиции или в городской администрации. Тех, кто дергает за ниточки.
– А ты не могла бы туда заглянуть? Поискать то, что нас интересует? Может, стоит побеспокоить твоего приятеля на шестом?
– Попробовать можно…
– Так попробуй.
– Завтра утром. А ты? Я думала, ты сегодня отправишься на поиски Роберта Верлорена, а мой напарник, оказывается, решил заняться слежкой за подозреваемым.
– Я и искал Верлорена. Да только не нашел.
Босх рассказал ей о своей прогулке в район фабрики игрушек, не упомянув о стычке с парочкой грабителей. Об этом, как и о проколе с телефоном у дома Маккея, Киз лучше не знать.
– Вернусь туда завтра утром.
– Хорошо, Гарри. Вижу, план у тебя есть. А я за это время надеюсь подписать ордера. Ну и постараюсь заглянуть в спецархив и поискать файлы ПООБа.
Поколебавшись, Босх решил поделиться с напарницей своими опасениями. Вокруг было темно и тихо, и только с шоссе доносился приглушенный шум.
– Киз, будь осторожна.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты не хуже меня знаешь, как бывает, когда потянет дерьмецом.
– По-твоему, там замазаны большие шишки?
– Я не удивлюсь.
– И что?
– Просто будь осторожна. Я чую Ирвинга. Следов пока нет, но без него там не обошлось.
– Выходит, встреча в кафетерии не была случайной?
– Я в совпадения не верю. По крайней мере в такие.
Райдер немного помолчала, обдумывая услышанное.
– Ладно, Гарри, я буду осторожна. Только ты от меня ничего не утаивай, договорились? Наше дело рубить, а щепки пусть летят куда летят, помнишь? Назад пути нет, так что пойдем до конца, и пусть будет, что будет.
– Помню. До завтра.
– Спокойной ночи, Гарри.
Она положила трубку, а Босх еще долго сидел неподвижно, глядя в темноту.
Босх повернул ключ, медленно развернулся на Мариано и покатил по дороге мимо дома Маккея. Все было вроде бы тихо, никаких признаков тревоги он не заметил. В окнах даже не зажгли свет.
Босх выехал на автостраду, повернул на восток и поехал по направлению к Кахуэнге. По пути он позвонил в центральную диспетчерскую и попросил пробить номер «форда»-пикапа, рядом с которым припарковался Маккей. Ему ответили, что автомобиль зарегистрирован на имя тридцатисемилетнего Уильяма Беркхарта, имевшего проблемы с законом в конце восьмидесятых, но чистого в последние пятнадцать лет. За что именно арестовывался Беркхарт, диспетчер не имела понятия, потому что в компьютерной базе данных указывались только номера правонарушений по Уголовному кодексу Калифорнии.
Под номерами скрывались физическое насилие при отягчающих обстоятельствах и скупка краденого, а вот еще один код, обозначавший преступление, совершенное Беркхартом в восемьдесят восьмом, оказался незнакомым.
– У вас там есть кто-нибудь, кто мог бы помочь? – спросил он в надежде, что диспетчер сама заглянет в кодекс, несколько экземпляров которого всегда находились у нее под рукой специально для таких случаев.
– Минуточку.
Он свернул на Барэме и, выехав на Вудро-Вильсон-драйв, взял курс к дому.
– Детектив?
– Слушаю.
– Преступление на почве расовой ненависти.
– О'кей. Спасибо за помощь.
– Не за что.
Босх завел машину под навес и выключил двигатель. Сосед – или домовладелец – Маккея арестовывался по обвинению в преступлении на почве расовой ненависти в восемьдесят восьмом году. В том самом году, когда погибла Ребекка Верлорен. Уильям же Беркхарт был, вероятно, тем Билли Беркхартом, в котором Сэм Вейсс опознал своего соседа и одного из своих мучителей. Босх еще не знал, как это все увязывается, но не сомневался, что связь рано или поздно обнаружится, и тогда детали сложатся в единую картину. Он даже пожалел, что не захватил с собой досье на Маккея. Возвращаться за ним в город уже не было сил. В конце концов, материалы можно перечитать утром, а заодно и заглянуть в дело Уильяма Беркхарта.
Дом встретил его тишиной. Босх взял телефон, прихватил из холодильника бутылку пива и вышел на веранду. По пути он включил плейер. Диск уже стоял в проигрывателе, и из динамиков послышался хрипловатый голос Боза Скэггса.
Песня как будто состязалась с доносившимся снизу приглушенным шорохом проносившихся по шоссе машин. Лучи прожекторов уже не рассекали ночное небо над киностудией «Юниверсал», но вид со склона холма, на котором стоял его дом, все равно открывался захватывающий. Ночной город мерцал миллионами огней, каждый из которых был чьей-то мечтой, чьим-то желанием, чьим-то сном. Но не все они были добрыми.
Босх подумал, что, наверное, стоит позвонить Киз Райдер и рассказать ей об Уильяме Беркхарте, но потом решил отложить до утра и эту новость. Он смотрел на город, чувствуя удовлетворение от проделанного за день. И все же удовлетворение не было полным – к нему примешивалось неясное, но ощутимое беспокойство, даже тревога.
Человек с ножом, назвавший его миссионером, был не так уж и не прав. Грабитель почти попал в точку. Босх всегда знал, что в этой жизни у него есть миссия, и сейчас, после трехлетнего перерыва, он снова исполнял свое предназначение. Но не все было так уж хорошо. Там, в раскинувшемся за холмами городе, среди мерцающих огней, снов, надежд и желаний, таилось что-то, чего он не видел. И оно поджидало его.